Попрыгунчик не подвел. И недели не прошло, как он рассказал уполномоченным российским правительством специалистам, как добраться до упомянутой им планеты, носившей название Акхронга. Более того, он подсказал, на территории какого из акхронгских государств лучше приземлиться, чтобы оказаться поближе к бывшей колонии веррителей и даже вызвался обучить членов экспедиции местному языку. Процесс обучения много времени не отнял: Попрыгунчик воспользовался своими веррительскими способностями и перекачал информацию в своих учеников на подсознательном уровне, таким образом, в России появилось полсотни знатоков ранее совсем неведомого здесь иргестунского языка. Остальное было делом техники. Для первой российской межгалактической экспедиции снарядили исследовательский корабль отечественного производства. Неважно, что завод, который его произвел, бывшее КБ имени Хруничева, уже несколько лет являлся филиалом концерна инопланетных друзей России и выпускал только сконструированные ими же корабли, главное, что собрали его на отечественной территории.

За места в составе экспедиции возникла огромная конкуренция. Ясно было, что возглавлять ее должны дипломаты: в конце концов целью экспедиции было не исследование природных ресурсов чужой планеты, а установление контакта с ее давно уже цивилизованными обитателями, - но и без участия ученых такое мероприятие обойтись не могло. Несмотря на заверения Попрыгунчика о мирном характере тамошних аборигенов, участие в экспедиции было признано делом рискованным, посему в состав ее принимались только добровольцы с хорошим здоровьем и желательно молодого возраста. В числе других попал туда и тридцатидвухлетний московский этнограф Владимир Кривелев.

Перелет до Акхронги занял неделю. Вынырнув из пространства Стерхота всего в сотне тысяч километров от планеты (опять благодаря Попрыгунчику, который перед стартом материализовался на борту корабля и откорректировал данные о ее местоположении), земляне увидали голубой шар, очень напоминающий их собственную планету, только всего с тремя материками, на самый большой из которых им и предстояло садиться.

Попрыгунчик сообщил, что аборигенам известны радио и телевидение, так что можно попытаться связаться с ними прямо с орбиты, как некогда дали знать о себе землянам их нынешние инопланетные друзья. Попытка привела к успеху. Иргестунцы, приняв сообщение на своем родном языке от корабля чужаков, неведомо как оказавшемся над планетой, если и удивились, то не слишком. Во всяком случае, название Земля им о чем-то говорило. После двухдневных переговоров власти Иргестуна дали нежданным гостям разрешение на посадку в окрестностях столицы страны города Алнакера, пожертвовав для этой цели какой-то пустошью.

Корабль землян совершил мягкую посадку на поверхность Акхронги, хотя и выжег при этом своими фотонными двигателями местность метров на пятьдесят окрест. Открыли корабельный люк. Воздух на планете по своему составу оказался очень похожим на земной, хотя, на взгляд участвовавшего в экспедиции эколога, и не очень чистым. Уже через полчаса показались первые представители местных властей, установившие оцепление вокруг корабля, но не спешащие вступать в переговоры и всем своим видом показывающие, что ждут приезда полномочных представителей здешнего правительства. Таковые прибыли еще часа через два, видимо, убедившись, что пришельцы не проявляют никакой агрессивности и с ними можно вести дело. Со стороны россиян инициативу по ведению переговоров взял на себя возглавлявший экспедицию Баскаков.

Переговоры начались неожиданно легко. Иргестунцы вполне удовлетворились заявлением, что о существовании их планеты земляне узнали от одного из веррителей, хотя имя Попрыгунчика им ничего не говорило. Впрочем, о молодой веррительской поросли они могли и не знать: как удалось выяснить землянам, веррители, чья колония многие века существовала на Акхронге, неожиданно покинули планету 35 лет назад. Похоже, эта тема была аборигенам не слишком-то приятна, но в информации они гостям не отказывали. Гордые тем, что пришельцы выбрали для установления первого контакта именно их страну, иргестунцы предложили гостям перебраться в Алнакер, где можно будет заняться проработкой будущего договора между Россией и Иргестуном в более комфортных условиях.

Усаживаясь в воняющий выхлопными газами местный автомобиль, Кривелев про себя усмехнулся: "Кажется, здесь еще в ходу двигатели внутреннего сгорания!" Знакомство с материальной культурой изучаемых аборигенов является неотъемлемой частью работы этнографов, и Владимир решил при случае поближе изучить особенности здешнего производства, равно как и быта иргестунцев.

В Алнакер земляне въезжали со стороны его промышленной зоны. Город с пятимиллионным населением стоял на вызженной солнцем равнине, только далеко на востоке виднелся какой-то горный хребет. Западная часть города была застроена серыми домами в пять-семь этажей и многочисленными производственными корпусами с дымящими трубами. Похоже, здешние жители еще не отошли от восхищения своей индустрией, раз показывали гостям пейзаж, от которого любой земной эколог пришел бы в негодование. Во всяком случае, причины загрязнения здешней атмосферы теперь были как на ладони. Глядя на мелькающие за окном образцы здешней техники и соотнося их в памяти с известными ему из истории земными аналогами, Кривелев решил, что здешняя цивилизация по уровню своего развития примерно соответствует середине двадцатого века на Земле, то есть пику развития индустриального общества, когда электричество уже широко распространено, а до компьютеров и космических полетов дело еще не дошло.

Спустя некоторое время пейзаж за окном сменился. Теперь автомобиль ехал по широким зеленым улицам восточной части столицы, застроенным в основном двухэтажными особняками. Никаких дымящих труб здесь не было и в помине: кафе, магазинчики, палисадники перед домами, обилие цветов - все признаки зажиточных кварталов. В таком месте уже вполне можно было жить. Именно здесь правительство Иргестунской республики выделило инопланетным гостям большой особняк для проживания. В переводчиках для общения с местными жителями гости не нуждались, тем не менее местное министерство иностранных дел к каждому из них приставило гида, который должен был сопровождать гостя в его прогулках по столице и снабжать всей необходимой информацией.

Кривелев сидел со своим гидом Гензом за столиком уличного кафе в двух кварталах от резиденции российской делегации. По местным стандартам, обстановка была почти райской, да и в кармане у Владимира неожиданно завелись такие деньги, о каких он и мечтать не мог в своем московском институте. Иргестунское правительство, проявлявшее большой интерес к тому, чтобы стать главным на планете партнером более высокоразвитой цивилизации, расщедрилось, и выделило гостям 10 миллионов торнов (так называлась местная валюта) на текущие расходы. На каждого из членов делегации в итоге пришлось по 200 тысяч торнов. Поскольку годовой доход среднего иргестунца, как выяснил Кривелев, не превышал 18 тысяч торнов, сам он теперь мог считать себя здесь богачом. Вот только на что их потратить? Организовать этнографическую экспедицию в бывшую колонию веррителей?

Если для хозяев главным было поскорее завязать с гостями дружеские отношения и по возможности поживиться чем-нибудь из их технических секретов, россияне не забывали и о другой цели их экспедиции: выяснить получше, что представляют из себя веррители, и чего от них стоит ждать человечеству. Кривелев, в чьи профессиональные интересы входило изучение населения веррительской колонии, теперь всячески старался подвести разговор с гидом к этой теме и выпытать у того всю известную ему информацию.

- Говорят, бывшее владение веррителей находится где-то недалеко отсюда? - как бы походя спросил он Генза.

- А, Форнеда... Да, вот за теми горами... - Генз махнул рукой в направлении видневшихся на востоке гор.

- Вы все как-то без энтузиазма о них вспоминаете. Они вам чем-то крепко насолили?

- Не то слово! - откликнулся Генз. - Сперва тем, что появились здесь, а потом тем, что так неожиданно ушли!

- Вот это интересно! - с энтузиазмом подхватил разговор Кривелев. - Не можете рассказать поподробнее?

- Долго рассказывать... - вздохнул Генз. - Но раз интересно, то слушайте. Мы знаем, что веррители бывали и у вас, но долго не задерживались, так что вам, наверно, будет трудно понять, насколько унизительно веками жить рядом с высшими существами, которые вас ни в грош не ставят и относятся к вам чисто потребительски. Когда они впервые появились на планете, мы точно не знаем, наши письменные источники об этом не сообщают, но если верить преданиям, это случилось много веков назад. Они спустились на Акхронгу в виде небесного огня, подчинили себе местные племена, всех сопротивляющихся уничтожили с помощью своей сверхъестественной силы, заняли обширную долину в горах, ныне известную под названием Форнеда и объявили ее своей собственностью и священной территорией. Ни один человек не имел права зайти туда без их позволения. Потом они отбирать в подвластных племенах самых лучших женщин и мужчин и переселять их в эту долину, а остальным, оказавшимся им ненужными, дали возможность жить как прежде. Все мы, иргестунцы - потомки тех, кого они отвергли.

- А что стало с теми людьми, которых веррители переселили в Форнеду? - спросил Кривелев.

- Из них владыки нашей планеты стали выращивать для себя новый народ. Конечно, они не делились с людьми своими замыслами, но из того, что мы знаем со слов самих форнедцев, веррители почему-то не могут обзаводиться потомством исключительно в своей среде. Им для этой цели обязательно надо вступить в связь с представителями какой-либо другой расы, и к нашему несчастью, они выбрали для этой цели именно нас. Понятно, что любой заботится о здоровье своего потомства, для этого желательно, чтобы твой половой партнер имел хорошую наследственность. Вот они и отобрали для себя самых лучших наших людей, а затем проводить среди них селекцию на протяжении многих поколений. И знаете, им многое удалось! Форнедцы - необыкновенно красивый, рослый и здоровый народ, при этом все они обладают просто-таки патологической честностью, отчаянно смелы и беспредельно преданы своим хозяевам. В минусе - их непрактичность в житейских делах и неспособность к коммерции, да и новые ремесла они осваивают очень туго. Видимо, этого от них и не требовалось.

- Вы часто с ними тогда контактировали? - осведомился Кривелев.

- Нет, очень редко, они иногда приезжали к нам на ярмарки, продавали оружие ручной работы, разные мелкие металлические изделия, иногда выращенные ими овощи. В их долине, в общем, неплохой климат, есть условия для сельскохозяйственного производства, и различные металлические руды там давно стали добывать. Но это было не единственным и, боюсь, даже не главным их доходом: веррители их всегда хорошо подкармливали! Производство в отдаленные века было у нас малоэффективным, думаю, как и у вас, на территории Иргестуна часто случались засухи, бывало, голод поражал целые области, к тому же существовала феодальная раздробленность, каждый мелкий правитель вел себя как небольшой царек, так что войны и неустройства практически не прекращались. Форнедцы тогда казались нам, да и были по тем стандартам богатыми людьми, не знавшими ни голода, ни болезней, ни разорения. Форнеда казалась раем, куда каждый жаждал попасть, но куда мало кого допускали.

- Но кого-то все-таки допускали? - спросил Кривелев.

- Да, иногда форнедцы на ярмарках искали себе жен, выбирали, естественно, самых лучших, и увозили с собой в долину. Вероятно, веррителям для селекции необходим был приток свежей крови, точно сказать не могу, известно только, что из ушедших тогда в Форнеду ни один обратно не вернулся.

- И никто не пытался покуситься на благополучие форнедцев? - снова спросил Кривелев. - Извините, не поверю! Во всяком случае, исходя из того, что я знаю об обычаях феодадьного общества...

- Случались, конечно, попытки! - скривился Генз. - Бывали среди местных князьков сорви-головы, готовые совершить набег, несколько раз также сам Иргестун подвергался нашествию соседей, которые не собирались останавливаться на границе Форнеды... Но ведь что-что, а сражаться фондерцы умели! Да и сама долина представляла тогда собой неприступную крепость. А уж в самых плохих ситуациях на помощь всегда приходили веррители и устраивали такое побоище, что потом много лет все и приближаться боялись к Форнеде! Но так было в отдаленные годы, потом все изменилось.

- Что именно изменилось? - спросил Кривелев. - Веррители охладели к фондерцам?

- Для начала у нас тут произошла научно-техническая революция! - усмехнулся Генз. - Не хочу хвастаться, но Иргестун всегда был на пике научного прогресса на планете. В чем-то тому виной наша бедность: почвы у нас скудные, чтобы что-то с них получить, надо сильно ухищряться в их обработке, а нужда всегда способствует активизации мыслительного процесса. В чем-то, не скрою, нам помогли те же веррители посредством форнедцев. Форнедцы, по большей части, вышли из нашего народа, у нас и язык общий, так что на тех же ярмарках наши предки активно общались, и крохи знаний об устройстве мира, которыми веррители снабжали своих подопечных, перепадали и нам. И мы, в отличие от форнедцев, сумели ими воспользоваться! Еще бы, если ты живешь на всем готовом, ни в чем не знаешь нужды, то зачем заниматься какими-то техническими усовершенствованиями? От добра добра не ищут! Короче, у нас появилась приличная промышленность, кустарные поделки форнедцев стали нам не нужны, да и продовольствием мы начали стабильно себя обеспечивать. Форнедцам стало нечего нам предложить, на наши ярмарки они уже больше не приезжали, к ним самим нас не пускали их хозяева, так что примерно полтора века назад Форнеда практически самоизолировалась. Думаю, тамошние жители не очень-то по этому поводу и переживали, в конце концов, их хозяева оставались при них, продолжали их подкармливать, даже знаниями кой-какими снабжали, а то, что их общественные структуры оставались теми же, что и в глубокой древности, - так кого из них это тогда интересовало!

- А потом веррители ушли, - подсказал Кривелев.

- Да, и с этого момента началась трагедия Форнеды... Это случилось тридцать пять лет назад. Среди форедцев еще много тех, кто помнит своих прежних господ в лицо... Не берусь гадать, почему они разочаровались в фондерцах. Может потому, что форнедцы больше не женились на наших женщинах и туда прекратился приток свежей крови? Может, еще что? Как бы то ни было, они вдруг заявили своим подопечным, что уходят от них, но завещали их ждать и жить по установленным ими законам. Пару лет фондерцы так и делали, но потом случился недород, а подкармливать их больше было некому. В тот год у нас появились первые иммигранты из Форнеды... Дальше - больше! Пока веррители сами вправили Форнедой, они как-то регулировали численность ее населения, а теперь форнедцы, живя патриархально, стали заводить по пять-семь детей в каждой семье, естественно, случился демографический взрыв, площадь пахотных земель в долине ограничена, сельское хозяйство у них стоит тоже далеко не на современном уровне, так что страна оказалась не в состоянии прокормить все свое население, и форнедцы хлынули в Иргестун неудержимым потоком... Вот только кому они здесь были нужны?

- У вас большая безработица? - спросил Кривелев.

- Сейчас-то безработица как раз небольшая, причем почти исключительно среди иммигрантов из Форнеды, но дело в том, что нашей экономике нужна квалифицированная рабочая сила. А что могут предложить форнедцы? Никаким ремеслом они не владеют, техническими навыками овладевают плохо, их самих когда-то учили веррители, и учили как-то по-особому - ментальным способом. Так что даже навыками нормальной учебы они не владеют. Безусловно, они очень талантливы в военном деле, так что многие их мужчины служат в нашей армии, но к высоким командным постам их не подпускают. Тут, думаю, сказывается и наша вековая нелюбовь к форнедцам, и практические соображения: как государство может рассчитывать на свою армию, если ей командуют сплошь иностранцы! В общем, тут им высоко не выбиться. Еще форнедцев охотно берут в охранники, в слуги. Таких самоотверженных и верных хозяину охранников и слуг еще поискать! Веррители знали, кому доверять свое потомство! Но много ли нам надо охранников, да и богатых людей, нанимающих слуг, у нас пока недостаточно, чтобы обеспечить работой всех форнедцев. Остается им идти в чернорабочие, но там очень низкие зарплаты, а у них всех - многодетные семьи. Понятно, что основная масса форнедцев живет впроголодь. Заселенные ими районы Алнакера - это одни сплошные трущобы, я бы даже не советовал вам туда заходить, можно подцепить какую-нибудь заразу!

- А помочь властям Форнеды наладить производство и занять своих людей вы не пробовали? - задал вопрос Кривелев.

- Видели бы вы эти власти... Когда веррители уходили из Форнеды, они назначили заместо себя правителей из числа местного населения. Беда в том, что за треть века все эти правители уже перемерли от старости. Демократией в Форнеде отродясь не пахло, какая может быть демократия при веррителях?! Вместо того, чтобы организовать выборы, эти назначенные веррителями правители сами назначали своих преемников, но вот только авторитет-то у них был далеко не веррительский, и этих их назначенцев население Форнеды ни в грош не ставит. Если бы форнедцы не чтили установленных для них веррителями законов, в стране давно была бы анархия. Пока беспорядков там не отмечалось, но и ждать от таких правителей сколько-нибудь целенаправленных усилий тоже не приходится.

- То есть избавиться от иммигрантов вы тоже не можете?

- Тут есть вот еще какой момент... - вздохнул Генз. - У нас на планете недавно появилась наднациональная организация Мировой совет, решающая споры между государствами. Поскольку теперешняя Форнеда никак не удовлетворяет образу современного государства, Мировой совет отдал ее под попечительство Иргестуна, в какой-то степени она стала нашим протекторатом. Так что теперь мы не можем закрыть свои границы для ее граждан.

- А возможность присоединения Форнеды к Иргестуну у вас не рассматривался?

- Как можно... Форнеда формально остается собственностью веррителей. Да, они ушли, но никаких гарантий, что не вернутся, не давали. Предположим, мы присоединим Форнеду, а тут опять появятся веррители, что они с нами тогда сделают за столь вольное обращение с их собственностью?!

- Короче говоря, никакого выхода... Сама Форнеда перестроиться не может, присоединить ее нельзя, неселение ее малоквалифицированно и необучаемо, поэтому нищает и люмпенизируется, в его среде растет преступность...

- Вот этого как раз нет! - перебил Кривелева Генз. - Я вам уже говорил о паталогической честности форнедцев. Любой форнедец будет помирать с голоду, но ничего чужого не возьмет! Но вот сами собой они легко торгуют, это точно! Благодаря им у нас и торговля детьми появилась!

- Какая еще торговля детьми?! - поразился Кривелев.

- Обыкновенная! За деньги! - скривился Генз. - Для форнедцев рабство - дело привычное, раба хозяин по крайней мере должен кормить, вот они от безнадеги нашли лазейку в законах и стали приторговывать своими детьми. И проданных их новые хозяева кормить обязаны, и продавшие их семьи получают возможность существовать на вырученные деньги. А за форнедцами и наши потянулись! Так что теперь это уже вполне устоявшийся институт!

- Так что же, выходит, у вас сейчас официально существует рабство?!! - воскликнул Кривелев.

- Ну какое рабство, у нас все же цивилизованная страна! - отозвался Генз. - Просто дело в том, что по нашему Семейному кодексу дети до достижения четырнадцатилетнего возраста являются собственностью своих родителей. Дети не могут владеть никакой собственностью, все их заработки принадлежат родителям. Так было испокон веков, и никто это положение менять не собирается. Но фондерцы первые придумали, что свои родительские права на детей можно продавать другим людям за деньги. Когда явление стало массовым и среди граждан Иргестуна, властям пришлось легализовать его, и теперь родительские права на детей фактически приравнены к имущественным правам. Дошло до того, что детей у родителей стали изымать в погашение их долгов!

- Чудовищно! - откликнулся Кривелев. - А если ребенок, предположим, сирота, кому он тогда принадлежит?

- Если этот ребенок - гражданин Иргестуна, то, естественно, нашему государству как всякое выморочное имущество. Для содержания таких детей организованы приюты, но долго там дети не задерживаются. Наши чиновники уже хорошо уяснили, что каждый государственный ребенок может стать источников доходов для казны, и продают таких детей на аукционах.

- И что, любой желающий может их там купить?!

- Естественно.

- И какую выгоду имеют с этого покупатели? Ведь работать дети не могут, а после того, как им исполнится четырнадцать, они своим новым родителям вроде как уже и не принадлежат? Разве что бездетные семьи могут иметь интерес обзавестись так ребенком...

- И бездетные семьи, конечно, детей себе покупают, но и нельзя сказать, что дети не приносят никакого дохода. Если вы купите себе ребенка, вы, конечно, будете обязаны его кормить, поить, лечить, но вот как и чему его обучать - это уже полностью остается на ваше усмотрение, вы вполне можете и заставить его работать, у нас есть сферы деятельности, где детский труд очень ценится, например, у нас сейчас стал очень популярным детский профессиональный спорт, талантливые юные спортсмены зарабатывают своим родителям такие деньги, что с лихвой окупают и свое содержание, и спортивную подготовку, последнюю могут провести и в кредит, но тогда в случае его невыплаты вы рискуете тем, что спортшкола отсудит у вас подготовленного ею ребенка и реализует его с того же аукциона.

- Но ведь так детей можно эксплуатировать на износ!

- Никто на это не обращает внимания. Повторяю, родители сами определяют, что им делать со своим ребенком, членовредительства закон, конечно, не допускает, но вот наказывать, к примеру, они его могут на свое усмотрение, причем даже очень жестоко, что уж тут говорить о принуждении к труду!

- Не знаю, у меня в голове все это не укладывается... - вздохнул Кривелев. - Хотелось бы получше с этим разобраться...

- А хотите, я свожу вас на такой аукцион? - предложил Генз.

Как ни было Кривелеву противно, предложение он не отверг. Настоящий этнограф, по мнению Кривелева, должен знакомиться и с самыми темными сторонами жизни изучаемого им народа.

- Хотелось бы увидеть вживую какого-нибудь форнедца, - сказал Кривелев.

- А что далеко ходить, - отозвался Генз, - вон там между столиками бродит маленький оборванец - так он точно форнедец! Наверное, сирота, в семьях они своих детей все же не доводят до такого состояния. И гордый: с голодухи шатается, а подаяния не просит!

- А что же его в ваш государственный приют не заберут? - спросил Кривелев, приглядываясь к мальчику.

- Так он гражданин другого государства! Иргестунская республика не имеет на него никаких прав!

Генз спешил по своим делам и стал поторапливать Кривелева. Владимир ответил, что хочет еще немного здесь посидеть, но Генз может идти: до российской резиденции всего ничего, и дорогу туда Кривелев легко найдет сам. Гид раскланялся и покинул своего подопечного.

Последняя неделя сложилась для Хорига крайне неудачно. Все попытки устроиться на поденную работу в какой-нибудь лавке провалились, их владельцы гнали Хорига еще с порога, казалось, что во всем городе никто не хочет иметь своим работником двенадцатилетнего форнедского мальчика. Деньги закончились, и Хоригу приходилось питаться объедками, остававшимися от посетителей уличных кафе. Два последних дня ему не везло и с этим. Хориг шатался от слабости и уже даже не пытался наняться на работу. Сейчас он бродил от одного столика кафе к другому в надежде на милость его посетителей, но напрасно - жестоким алнакерцам словно удовольствие доставляло поиздеваться над упавшим на самое дно жизни юным форнедцем, и они не оставляли ему ничего. Просить было унизительно, да и, как подозревал Хориг, бесполезно. Неожиданно за крайним столиком кафе он заметил мужчину в необычной для Алнакера одежде. Иностранец? Тогда у него может не оказаться никаких враждебных чувств к форнедцам, значит, стоило попытать счастья. Подойдя к столику, Хориг заранее покраснел, но голод заставил переступить через унижение, и он запинающимся голосом попросил:

- Господин... я вижу, у вас на тарелке лежит несъеденная котлета... Если вам не хочется ее есть, отдайте, пожалуйста, ее мне... я вам ее отработаю!...

Высказав свою просьбу, Хориг потупил глаза. К его несказанному удивлению, мужчина пододвинул ему стул, сказал Хоригу: "Садись!", пододвинул ему котлету с недоеденным гарниром и крикнул официанту: "Принесите мальчику суп за мой счет!" Хориг сам не заметил, как умял котлету, и тут ему под нос поставили горячее варево. Оно так хорошо пахло, что мальчик чуть не потерял сознание. Он хлебнул первую ложку отвара. Такой вкуснятины он не ел с тех пор, когда был жив отец! Хориг стал уписывать суп за обе щеки, не реагируя на слова мужчины: "Да не спеши ты так... Никто у тебя его не отнимет!" Наверное впервые за последние полгода Хориг ощутил себя полностью сытым. Он хотел встать и поблагодарить своего благодетеля, но организм мальчика, избавившись от голода, совершенно расслабился, и Хориг почувствовал, что его неудержимо клонит в сон. Он успел еще прошептать: "Я отработаю...", после чего сознание его отключилось.

Кривелев внимательно пригляделся к спящему мальчику. Сухая кожа с желтоватым оттенком, черты лица обострены, огрубевшие руки со следами многочисленных царапин... Одежда порвана во многих местах, никаких следов штопки... Похоже, мальчик действительно сирота. Что же теперь с ним делать? На улице оставлять нельзя - рано или поздно помрет с голоду. Местным властям на него наплевать. Значит, придется взять к себе... Расплатившись с официантом, Кривелев подхватил мальчугана на руки (Господи, тощий-то какой!) и понес его в направлении российской резиденции.

* * *

Хориг открыл глаза. Он лежал в незнакомом помещении на кровати под белоснежным одеялом, его одежды на нем не было.

- Проснулся, соня! - раздался голос откуда-то слева.

Хориг скосил глаза. На стуле возле кровати сидел тот самый мужчина, который накормил Хорига в кафе.

- Силен ты спать, братец! Почти сутки продрых!

Хориг сделал попытку встать с кровати, но мужчина его удержал.

- Не так быстро, приятель. Мы встретились вчера при экстремальных обстоятельствах, посему, видимо, не успели друг с другом познакомиться. Я Владимир Кривелев, член делегации, прилетевшей к вам с другой планеты. Тебе знакомо название "Земля"?

Немного подумав, Хориг кивнул в подтверждение.

- Восхищен эрудицией юного поколения акхронгцев! Впрочем, вам ведь об этом известно от веррителей, а они всегда были тесно связаны именно с твоей страной. Ты ведь из Фордены, не так ли?

- Так, - ответил Хориг.

- В таком случае, будь добр, скажи, как тебя зовут, сколько тебе лет, и есть ли у тебя родители.

- Меня зовут Хориг, мне двенадцать лет, а родители мои умерли...

- Не можешь рассказать, как это случилось?

- Мама померла во время родов семь лет назад. Мы тогда еще жили в Форнеде. Она должна была родить моего младшего брата, но что-то случилось, и в результате у меня не осталось ни мамы, ни братика...

- Она рожала в больнице?

- У нас нет больниц. У нас и таких случаев раньше не было, нам всегда помогали веррители. Еще три года мы жили там вдвоем с отцом. Потом отцу сообщили, что для него есть вакансия в Алнакере, и мы переехали сюда... Пока отец был жив, мы жили здесь совсем неплохо, у нас была собственная квартира в хорошем районе. Отец был очень профессиональным телохранителем, хозяин очень его ценил. А потом... потом... шесть месяцев назад на хозяина совершили покушение... Отец сумел его заслонить, а сам погиб от пули...

Мальчик замолчал, по новой переживая тяжелые для себя воспоминания. Кривелев решил его растормошить:

- А что произошло затем? Как ты оказался на улице?

- Ну, деньги, что накопил отец, быстро кончились, меня на работу никто не брал - все считали слишком маленьким, потом за долги меня выгнали из квартиры, с тех пор я бродяжничаю...

- И этот твой отцовский хозяин даже не установил тебе пособие за потерю кормильца?

- А разве есть такое пособие? - удивленно поднял глаза мальчик.

- C-с-сука... - не сдержался Кривелев.

- Простите?...

- Это я про твоего хозяина. Твой отец жизнь ему спас, а ему жаль даже толики денег для сына своего спасителя!

- Я не могу осуждать нашего хозяина, - промолвил Хориг. - Пока отец работал на него, он честно ему платил, но я же на него не работал. Почему он должен платить мне?

- Короче, ты оказался на улице, близких родственников, что могли бы тебя содержать, у тебя нет, и жить тебе не на что, - подвел итог Кривелев.

Мальчик кивнул, подтверждая.

- В таком случае, я предлагаю тебе стать моим сыном! - произнес Кривелев. - Ты согласен?

- Нет, господин, - ответил Хориг. - Вы меня облагодетельствовали, я вам за это отработаю, как только смогу... Я могу стать вашим телохранителем, не смотрите, что я маленький, отец хорошо меня обучил, пока был жив! Но наши законы, данные нам веррителями, не позволяют нам жить на иждивении у чужих людей...

- Ты еще веришь веррителям? - спросил Кривелев. - Они же бросили вас, лишив всякой поддержки!

- Конечно, верю, - упрямо мотнул головой мальчик. - Мы всегда жили по их законам, и жили неплохо, и мы никогда от них не отступим! К тому же, они обещали вернуться!

- Хорошо, не станем затрагивать твоих религиозных чувств, - сказал Кривелев, - но давай мы с тобой договоримся. Ты будешь работать у меня телохранителем, но об этом будем знать только мы двое. Для всех окружающих ты будешь считаться моим сыном. Пока ты спал, я проконсультировался у здешних юристов. Они говорят, что я легко смогу оформить родительские права на тебя, но только необходимо твое согласие. Ты согласен на такой компромисс?

- Да, господин! - кивнул головой Хориг, глаза его радостно заблестели.

- Тогда договорились. Только не называй меня больше господином, зови просто Владимир.

- Да... Владимир! - ответил мальчик.

* * *

Хориг уже месяц жил у Кривелева. За это время он пришел в себя поправился, лицо у него округлилось, кожа потеряла желтый оттенок, мальчик хорошел день ото дня. Владимир стал думать, что утверждение Генза об особой красоте форнедцев вполне соответствует действительности. Во всяком случае, Хориг с его глазами-сливами, роскошной копной темно-русых волос, четко-очерченными черными бровями и пухлыми чувственными губами вполне соответствовал представлениям Владимира о людской красоте. Даже походка мальчишки, похожая на походку молодого сильного хищника из семейства кошачьих, тоже была по своему грациозна. Кривелев теперь тайком засматривался на Хорига, тот казалось, не замечал этих взглядов и ничуть не смущался.

Полагая, что такой большой мальчик будет его стесняться, Кривелев отправлял Хорига мыться одного. Но сегодня, к удивлению Владимира, мальчик вышел из ванной комнаты в чем мать родила и стал обтираться полотенцем у него на глазах.

- Сударь, вы ничего не забыли? - спросил Владимир.

Хориг широко распахнул глаза:

- А разве тебе не нравится на меня смотреть?

- Нравится. Ты красивый мальчик. Но только здесь считается неприличным, когда такие большие мальчики ходят голышом.

- Фью-ю! Это только у иргестунцев! Они вообще боятся обнаженного тела, потому что у многих из них у самих тела уродливые. А у нас в Форнеде веррители поощряли, когда дети ходят голышом по крайней мере до тринадцатилетнего возраста. Так они становятся здоровее и выносливее. И смотреть на них приятно, потому что у нас все дети красивые. Я когда голодал и отощал очень, то тоже старался не снимать с себя одежды, а сейчас посмотрел на себя в зеркало, и увидел, что пришел в норму. И какое мне дело до иргестунских обычаев, если веррители говорили нам совсем другое!

- А они вам не говорили, что если слишком много загорать, то можно получить рак кожи?

- Не-ет. Наверное, это только от вашего солнца бывает, у нас о таком никогда не слыхали!

- Счастливый вы народ... - вздохнул Владимир.

Хориг немного помялся, прежде чем задать давно уже интересовавший его вопрос:

- Владимир, а почему ты живешь один? У тебя нет жены, или она тебе не полагается?

- Хориг, у нас нет такого понятия, полагается иметь жену или не полагается. Мы все имеем право жениться, но делаем это по взаимному согласию.

- Но тогда почему?

- Видишь ли, Хориг, тебе это, может, покажется странным, но мне нравятся мальчики, - признался Кривелев.

- А разве одно другому мешает? У нас все любят мальчиков, даже веррители, и девочек тоже, ну и что? Детьми-то можно обзавестись только от женщин?

- Знаешь, Хориг, через себя не переступишь. У меня нет желания заниматься любовью с женщинами.

- А со мной? - спросил Хориг.

- Э, да ты меня никак совращать собрался?! Так это уже инцест получается!

- Но мы же по крови неродные! И договорились, что на самом деле я буду твоим телохранителем! К тому же у меня сейчас возраст любви!

- К девочкам?

- Почему, ко всем! Просто в этом возрасте у нас в Форнеде и мальчики, и девочки должны обучиться искусству любви. Так гласит закон, данный нам веррителями!

- Это уже интересно! А какие еще у вас есть возраста?

- Ну, например, шесть лет - это возраст покорности. В этом возрасте ребенок должен научиться беспрекословно исполнять все указания старших и не сопротивляться, когда они его наказывают. Десять лет - возраст смелости. В этом возрасте мальчикам разрешают лазать по скалам и драться между собой до крови. А кто боится лазать, тот трус и никогда не станет мужчиной! Тринадцать лет - возраст обретения самостоятельности. В этом возрасте дети учатся самостоятельно принимать решения.

- Любопытная градация. Но тебя же искусству любви никто не обучал, ты с восьми лет живешь в Алнакере!

- Ну и что! Я же видел, как это делают старшие мальчики и взрослые! Да и отец от меня ничего не скрывал!

- И с такими-то способностями ты жил впроголодь?!

- А мы не занимаемся этим с кем попало! - оскорбился Хориг. - Здесь в Иргестуне предпочитают иметь дело с проститутками, а мы, форнедцы, никогда не любим за деньги и вообще предпочитаем делать это с теми, кого знаем!

- В основном со сверстниками или и со взрослыми тоже? - спросил Кривелев.

- Чаще со сверстниками, но бывает, что и со взрослыми, а если повезет, то и с веррителями! - воскликнул Хориг. - Ты не представляешь, какая это честь - быть удостоенным любви высшего существа!

У Кривелева было свое мнение по поводу подобной "чести", но он предпочел не делиться им с Хоригом.

Дня через три после вышеописанных событий Хориг обратился к Кривелеву:

- Тебе нравятся мальчики, но ведь я скоро вырасту и перестану им быть...

- У тебя есть конкретные предложения?

- Да, ты говорил, что у тебя сейчас так много здешних денег, что ты не успеешь все их истратить до отлета. Почему бы тебе не купить себе еще одного мальчика, помладше?

- Хориг, ты забываешь, что я с другой планеты! У меня тоже есть свои принципы, и они не допускают участия в торговле детьми!

- Просто это очень хороший мальчик, - вздохнул Хориг, - и его все равно кому-нибудь продадут! Вот я и подумал, что у тебя ему будет лучше...

- Так ты мне сватаешь какого-то конкретного мальчика? Ты его хорошо знаешь? Почему его должны продать?

- Тут в Алнакере живет одна семья родом из того же селения, что и мой отец, - ответил Хориг. - Только они раньше переехали в Иргестун. Они меня иногда подкармливали и, в общем, помогали, когда я остался без отца. Но потом я решил, что не могу их объедать: у них в семье больше нет отца, только мать и пятеро малышей, старшему только что исполнилось семь, им и самим есть нечего! Вот этого старшего их мать и собирается продать, чтобы прокормить остальных.

- А, так ты к тому же считаешь себя им обязанным, потому что они некоторое время тебя кормили! - произнес Кривелев. - И посредничая в этой сделке, ты надеешься покрыть свой долг!

- И это тоже... - потупился Хориг. - Но ты все же купи этого мальчика. Я обещаю, он тебе понравится!

- Ладно, чадо, можешь отвести меня к ним на квартиру, - сказал Кривелев. - Видать, судьба у меня теперь такая - спасать форнедских пацанов!

* * *

В такие районы Кривелеву забредать еще не приходилось... Вряд ли подобные трущобы можно было теперь встретить где-либо на Земле, разве что в каких-то совсем уж оторванных от современной цивилизации странах Африки. Одноэтажные хибары, сколоченные из фанеры и разломанных деревянных ящиков, крытые тростником. Никаких признаков наличия электричества и водопровода. Владимир и помыслить не мог, что такое может существовать на окраине столицы столь богатого по здешним меркам государства, как Иргестун. Опираясь на земные реалии, он не рискнул бы сунуться в такой район без надежной охраны или, по меньшей мере, без огнестрельного оружия, но его юный телохранитель и проводник, похоже, не видел здесь никакой опасности. Хориг то и дело улыбался встречным, о чем-то их расспрашивал, его здесь, по-видимому, знали и не очень удивлялись ни появлению его здесь в новой красивой одежде, ни тому, что он ведет с собой незнакомого мужчину, по всей видимости, иностранца.

Проведя Кривелева по трем узким, замусоренным улицам, Хориг, наконец, остановился у порога лачуги, ничем не отличавшейся от соседних, сказал Владимиру подождать у входа, сам вошел внутрь, минут пять о чем-то там беседовал, затем вновь появился на пороге и подал знак, что можно входить. Кривелев вошел. Обстановка лачуги поражала своим убожеством: старая деревянная кровать, на которой, видимо, спала мать семейства, несколько топчанов в углу для детей, грубо сколоченный массивный стол, пара стульев, на одном из которых в данный момент сидела женщина, и деревянная лавка у стола, на которой рядком расселись пятеро малышей. Даже кухонной утвари почти не было видно.

При появлении Кривелева женщина вскочила, поклонилась ему и предложила занять второй стул. Хориг встал у него за спиной.

- Мне сказали, что вы продаете ребенка, - перебарывая себя, произнес Владимир. - Я хотел бы его купить.

- Да, господин, - ответила женщина и подозвала к себе старшего из своих сыновей. - Вот он, его зовут Амрин, ему семь лет, он здоровый, хороший, умный и очень послушный мальчик. Он вам понравится.

По знаку матери маленький Амрин поклонился Кривелеву, затем уставился на него своими голубыми глазенками. У мальчика были почти белые волосы, тоненький аккуратный носик, нежный овал лица, длинные девчачьи ресницы. Несмотря на крайнюю худобу, пацаненок был очень мил и еще раз подтверждал собою гипотезу о природной красоте форнедцев.

- Сколько вы за него хотите?

- Восемьдесят тысяч торнов, - вымолвила женщина и с каким-то испугом уставилась на Кривелева.

Владимир с самого начала решил ни за что не торговаться, к тому же сумма была вполне посильной. Когда деньги оказались в руках у женщины, она передала Кривелеву купчую со своей подписью и стала давать сыну последние напутствия:

- Амрин, теперь это твой новый хозяин, его зовут Владимир. Исполняй все, что он тебе ни скажет. Помни, за тебя заплачена большая сумма, благодаря которой теперь сможет выжить вся наша семья, и не урони семейной чести. Всегда помни о законах, завещанных нам веррителями. Мы все любим тебя и будем им о тебе молиться. Надеюсь, твой хозяин будет тобой доволен.

Она поцеловала сынишку в лоб и вложила его ручонку в руку Кривелева. Амрин стоял спокойно, потупив глаза, и даже не плакал. Мать порылась в вещах, сложила небольшой узелок и передала его Кривелеву. "Здесь все его вещи". Затем она торжественно вручила Владимиру довольно короткую плеть. "Это теперь тоже принадлежит Вам, как знак вашей власти над ним. Используйте ее, если будет такая необходимость." Кривелев не знал, куда сунуть плетку, но ее тут же забрал у него Хориг. Распрощавшись с женщиной, Кривелев, ведущий за руку Амрина, и Хориг покинули хибару. Во время ходьбы малыш оглядывался назад, пока его родной дом не скрылся из виду, но не сдерживал ходьбы и не пытался вырвать руку. Похоже, он давно уже смирился со своей судьбой.

* * *

По приходе в резиденцию российской делегации Кривелев первым делом постарался отмыть свое новое приобретение, затем загнал его в кровать и пошел покупать ему новую одежду - старая уже поистрепалась, да и было ее маловато. С ним увязался Хориг. По дороге отец с сыном успели обсудить принципы воспитания маленького Амрина.

- Ну, всучили мне эту плетку, и что мне теперь с ней делать? - с досадой произнес Кривелев. - Я в жизни своей никогда детей не бил и впредь этим заниматься не собираюсь!

- Ты не понимаешь, Владимир, - сказал Хориг, забегая вперед и стараясь заглянуть названому отцу в лицо. - Амрин еще в том возрасте, когда ему просто необходима внешняя коррекция. Если его не наказывать, он разболтается и станет плохим форнедцем.

- А по-иному его наказывать нельзя?

- Нельзя, есть закон Шеллы, как надлежит наказывать форнедских мальчишек. Его мать, когда продавала тебе Амрина, тоже надеялась, что ты будешь воспитывать его, как надлежит!

- А как быть с теми детьми, которых форнедцы продают иргестунцам? И так же воспитывают?

- Ну, за иргестунцами дело не станет! Они и своих детей наказывают так же, а уж с нашими кто станет церемониться!

- И все же извини, Хориг, может, ваша религия и предписывает такие формы наказания детей, но боюсь, что я не смогу через себя переступить!

- Ну, если ты не сможешь, тогда это буду делать я!

- На правах старшего брата? - ехидно поинтересовался Владимир.

- А хотя бы и так! Кроме того, он считает себя твоим рабом, потому что ты его купил, а меня он считает твоим сыном, так что для него будет естественно подчиняться сыну хозяина.

- Ладно, уговорил... Только ты не будь с ним уж слишком строгим!

- Что я, не понимаю?! - возмутился Хориг. - Закон Шеллы точно указывает, за что, при каком возрасте и сколько можно давать. Я буду действовать в точности по этому закону!

- Я тебя самого по этому закону пороть можно? - ехидно поинтересовался Кривелев.

- Можно! - ничуть не смутился Хориг. - Только такой маленькой плеточки для меня маловато будет, вот розгами - другое дело!

- Учту при случае... - промолвил Владимир.

* * *

Повод для наказания Амрина возник уже через два дня. Любознательный пацан заинтересовался расписной керамической кружкой - одним из тех сувениров, что приобретали в Иргестуне россияне. Он как-то неловко попытался снять ее с полки, кружка вырвалась у него из рук, упала на пол и разбилась. Бедный Амрин, и не думая скрывать своей вины, сам принес показать хозяину осколки. Владимир был готов ограничиться нотацией, но Хориг взял инициативу на себя, вооружился плеткой и двинулся в соседнюю комнату, поманив Амрина за собой. Тот покорно пошел за старшим мальчиком. Через несколько минут из соседнего помещения донеслись характерные звуки ударов плеткой по обнаженному телу, но не было слышно никаких криков или рыданий. Когда спустя некоторое время Хориг привел Амрина обратно в комнату Кривелева, только заплаканные глаза малыша говорили о перенесенном им наказании. Амрин попросил прощения за разбитую чашку, получил таковое и был отпущен. К Хоригу у Кривелева имелся вопрос, который он решил задать, не откладывая:

- Почему Амрин не кричал во время наказания?

- Он повел себя, как настоящий мужчина! - ответил Хориг. - У нас к семи годам хорошо воспитанный мальчик уже приучен сдерживать крики во время наказания и не сопротивляться тому, кто его наказывает. А детей младше семи лет у нас никогда не продают, потому что они не смогут сдержаться и опозорят свой род!

- Так у вас все мальчишки такие стоики?

- А как же! Знаешь, я еще хочу попросить тебя разрешить мне обучать Амрина боевым искусствам, которым меня научил отец. Я думаю, у него получится!

- А не рано ли в семь лет?

- Меня отец начал обучать в три года!

- Ладно, обучай... пока время есть. Но когда я отвезу вас на Землю, Амрин обязательно пойдет в школу, так что сообразуйся с этим... наставник.

Через неделю после появления у Кривелева Амрина Генз сообщил Владимиру, что есть возможность посетить аукцион по продаже родительских прав на детей. Владимир согласился и, оставив Хорига за старшего, отправился со своим гидом в местный театр, где раз в месяц проводились аукционы. В зале сидело около пятисот человек. До начала торгов оставалось время, и Владимир решил выяснить некоторые интересующие его вопросы.

- Скоро мы возвращаемся обратно на Землю. Я хотел бы забрать Хорига и Амрина с собой. Это возможно будет сделать?

- В принципе, родитель может отвезти своего ребенка в любое государство, - ответил Генз. - Правда, прецедентов, когда бы их забирали на другую планету, пока не было... В законе это не оговорена, но ведь твои дети - не граждане Иргестуна, так что, думаю, протестовать у нас здесь никто не станет. Короче, можешь вывозить их без опаски!

- Знаешь, я заплатил за Амрина 80 тысяч торнов. При этом мать мальчика, называя цену, как-то странно на меня смотрела, словно боялась чего-то...

- В принципе, - улыбнулся Генз, - 80 тысяч торнов - это нормативная государственная цена на здорвого семилетнего ребенка. Все дело в том, что эта цена распространяется только на юных иргестунцев. За форнедского ребенка никто у нас никогда столько не заплатит, и мать мальчика наверняка это знала. С другой стороны, какая мать согласится, что ее ребенок, ничем по сути не уступающий своим сверстникам, стоит меньше их? Так что ты польстил ее самолюбию, к тому же на эту сумму при их-то потребностях вся их семья сможет существовать много лет.

- Что еще за нормативная государственная цена на детей? - удивился Кривелев. - Исходя из чего она устанавливается?

- Считается, что максимальная сумма, потребная на содержание одного ребенка, в нашей стране составляет 9 тысяч торнов в год. Большинство семей, конечно, тратит меньше, но правительство исходит из стандартов имущего класса. Если накинуть еще тысячу на работу самих родителей по обслуживанию ребенка, то получится сумма 10 тысяч торнов в год. Исходя из этих расчетов, установили, что любой здоровый ребенок в возрасте до года должен стоить не менее 10 тысяч торнов, а в дальнейшем за каждый целый прожитый им год к его цене плюсуется еще 10 тысяч торнов. Но столько стоят только здоровые дети. Стартовая цена на больных на аукционе может быть и вдвое ниже. Но здесь ты таких не увидишь. Я специально решил показать тебе элитный аукцион. Здесь выставляются только дети, чье качество гарантировано: без всяких генетических, физических и психических пороков, и не моложе трех лет, чтобы быть уверенным, что ребенок нормально развивается. Кроме того, на этом аукционе обычно продают особо талантливых детей, прошедших специальные курсы обучения. В этом случае, стоимость их подготовки плюсуется к нормативной цене, и так определяется их стартовая стоимость на аукционе. А максимальная цена на некоторых выдающихся юных спортсменов, бывало, зашкаливала и за миллион!

- А кто выставляет сюда детей для продажи? - спросил Кривелев. - Ваши государственные приюты?

- И они тоже, - ответил Генз. - Но также здесь продают детей, изъятых по суду у родителей за долги, кроме того, любой родитель может выставить здесь на торги своего ребенка, если представит соответствующие справки о его здоровье. Ладно, смотри на сцену, торги уже начинаются!

Первым на подиум вышел обнаженный мальчик лет двенадцати. Он был красный от смущения, пытался прикрыть ладошкой гениталии, но приставленный к нему работник аукциона хлопнул его по руке и заставил стоять навытяжку.

- О, это юный спортсмен! - произнес Генз, заглянув в программу аукциона. - Считается очень перспективным, хорошо подготовлен, кстати, и продают его по иску клуба, которому родители задолжали за подготовку сына. С учетом этой подготовки, стартовая сцена мальчика установлена в 270 тысяч торнов.

- А почему его выставили на сцену голым? - спросил Владимир.

- Ну как же, потенциальные покупатели могут пожелать тщательно его осмотреть! - зло усмехнулся Генз. - Для этого достаточно перед началом аукциона заплатить его организаторам небольшую просмотровую сумму... Многие пользуются. Вон, видишь, уже идут!

На сцену тем временем взобралось человек пять, которые стали осматривать и ощупывать мальчика со всех сторон, высокий сухощавый мужчина даже заставил его открыть рот и попытался засунуть туда свои пальцы, чтобы лучше проверить, здоровые ли у ребенка зубы. Мальчик не длал ему это сделать, захлопнул рот и отшатнулся.

Начались торги. Цена на юного спортсмена быстро зашкалила за полмиллиона, потом стала прирастать медленнее, претенденты один за другим выключались из борьбы. Победил тот самый сухощавый мужчина, предложивший за мальчика 730 тысяч торнов. Быстро оформили купчую, и подростка торжественно вручили его новому "родителю". Первым делом тот во всеуслышание объявил мальчику: "А за проявленное непослушание ты сейчас получишь двести розог!" - и дал знак работникам аукциона, которые отвели ошеломленного мальчугана в угол сцены, растянули на заранее поставленной там лавке и незамедлительно приступили к экзекуции. Жалобные крики жертвы сопровождали весь процесс представления следующего номера торгов.

- Что же это тут у вас творится?! - возмутился Кривелев. - За что это он его?!

- Обычное дело... - грустно усмехнулся Генз. - Это ж не твои форнедцы! Те, если их продадут, всю свою жизнь считают себя рабами купившего их, или уж по крайней мере до тех пор, пока они не возместят ему все, что он за них заплатил, и все, что он впоследствии потратил на их содержание. В отличие от них, иргестунские дети знают, что в четырнадцать лет они в любом случае станут полноправными независимыми гражданами, у них есть чувство собственного достоинства, они не станут так уж охотно гнуть спину на своих новых родителей. Вся эта процедура, - показал Генз на сцену, - нужна для того, чтобы показать ребенку, что в данный момент он не более чем вещь, у которой сменился хозяин. Руководство аукциона всячески поощряет подобные экзкуции, ведь они ко всему прочему воздействуют и на других продаваемых детей и лишают их воли к сопротивлению. А этого мужчину я знаю. Он очень богат и детей скупает не для эксплуатации их талантов, а для собственных забав. Он уже купил тут как-то одного юного спортсмена и вместо тренировок и участия в соревнованиях заставил мальчика два года драить полы в своем особняке! Так что судьбе купленного им сейчас мальчишки я тоже не завидую...

Следующей на торги выставили тринадцатилетнюю девочку, тоже юную спортсменку. За нее дали несколько поменьше, 650 тысяч торнов.

- Она уже заработала своим прежним владельцам больше миллиона! - откомментировал Генз. - Беда только, что меньше чем через год ей исполнится четырнадцать, поэтому ее спортивный клуб спешит ее продать, пока ее стоимость совсем не упала! Но ничего, ее новые владельцы тоже не прогадают!

- Разве родительские права могут принадлежать клубу? - удивился Кривелев.

- Формально ее родителем считается один из владельцев спортивного клуба, - ответил Генз. - Но фактически ее заработки поступают в казну клуба. Так часто делается, и не только в спорте. Сейчас будут продавать юного талантливого математика, вот увидишь, за него будут сражаться владельцы конструкторских фирм. Им такое приобретение обойдется дешевле, чем приглашать высококлассного взрослого специалиста!

За математика-вундеркинда, одиннадцатилетнего очкарика, выложили полмиллиона торнов. Победивший в торгах директор местного КБ прямо на сцене стал разъяснять своему новому сотруднику его будущие функции. Мальчик сперва смирно слушал, но потом попытался возразить своему "отцу":

- Но, господин, я никогда не интересовался этой проблемой...

- А меня не волнует, чем ты интересуешься! - ответил тот. - За тебя заплачены большие деньги, и ты будешь заниматься тем, что нужно фирме!

- Но...

Не дав ему договорить, мужчина жестом подозвал работника аукциона и, указав на мальчика, приказал:

- Влепите ему полсотни розог для острастки!

- Но, господин, мои родители никогда раньше не наказывали меня телесно! - возопил несчастный.

- Ну надо же когда-то начинать! - ответил мужчина и повернулся к мальчику спиной, давая понять, что разговор окончен.

Следующей продавали пятилетную девочку. Ее за 65 тысяч торнов выкупила семейная пара. Новый отец сразу взял приобретенную дочь на руки. К нему подошел работник аукциона с вопросом, не хочет ли он наказать свою новую дочь прямо на месте, но мужчина презрительным жестом послал его подальше.

- Вот этой девчурке, похоже, повезло! - сказал Генз. - Детей здесь покупают не только для прихоти или производственных надобностей. Некоторые бездетные пары из зажиточных слоев не прочь именно здесь обзавестись здоровыми детьми. По крайней мере, здоровье их фирма гарантирует... За девочкой в проспекте не значится никаких талантов, так что если за нее переплатили лишние пять тысяч по сравнению с нормативной ценой, значит, она им очень понравилась. Пожелаем им семейного счастья!

Следующим на подиум выпустили потрясающе красивого и ничуть не смущающегося своей наготы двенадцатилетнего мальчика. Он сам охотно демонстрировал себя во всевозможных позах перед сбежавшейся на сцену толпой покупателей. При стартовой цене в 130 тысяч торнов, за него в итоге заплатили четверть миллиона.

- Очень красивый мальчик! - вымолвил Кривелев.

- Очень красивая и профессионально подготовленная маленькая проститутка! - откликнулся Генз. - За последние два года так называемые родители перепродавали его несколько раз. В десятилетнем возрасте за него, помнится, давали 150 тысяч, с тех пор он прилично вздорожал!

Вслед за красивым подростком на сцену вывели четырехлетнего мальчика, которого выставляли на торги его кровные родители. Малыш куксился во время своего представления, был продан с небольшим превышением стартовой цены, а когда его захотели увести со сцены, заупирался и разревелся. Покупатель что-то сказал работникам аукциона, и они спешно унесли мальчика за кулисы, откуда вскоре раздался его чужераздирающий рев.

- Что они там с ним делают? - возмущенно спросил Кривелев.

- Трудно сказать, но специалисты здесь что надо! - процедил сквозь зубы Генз. - Каким бы строптивым ни был пацан, а после здешней обработки все равно станет, как шелковый!

- Пойдем отсюда, а то мне станет дурно, - сказал Кривелев. Он уже получил достаточно впечатлений от процесса приобретения юными иргестунцами новых родителей и не хотел дальше исследовать эту сторону быта изучаемого им народа. "К счастью, через неделю отлет на родину", - думал он по дороге в российскую резиденцию. - "Вот там и буду изучать национальные особенности моих маленьких форнедцев!"